Геннадий Друзенко: Толчком был Иловайск - треть раненых не выжили

Первый добровольческий мобильный госпиталь им. Пирогова отработал в большинстве горячих точек АТО. Эта волонтерская структура выполняет непривычную для постсоветской армии задачу - оказать срочную, квалифицированную медпомощь на критичном отрезке "передовая - стационарная больница". За первые 100 дней работы через врачей госпиталя прошли 825 раненых и гражданских пациентов. 

Глава наблюдательного совета госпиталя Геннадий Друзенко в интервью ЛІГАБізнесІнформ рассказал, как и зачем возник этот проект, через какие лазейки в законодательстве легализуют труд врачей-волонтеров на фронте, что говорили бойцы при выходе из Дебальцево и почему для медиков нет своих и чужих.

- Что вам запомнились в Дебальцево?

- В Дебальцево запомнилась смесь героизма и отчаяния. С одной стороны, если бы мы попробовали показать по ТВ без купюр то, о чем говорили солдаты, там бы наверняка было сплошное "пи-пи-пи…". С другой - мы увидели командиров, которые не бросали своих подчиненных, врачей, наших врачей, которые работали в дни наибольшего пика боев с четырех утра и пока не валились с ног. Наши два сосудистых хирурга вставляли протезы сосудов, благодаря чему конечности восьми раненых удалось спасти, не ампутировать. Запомнилось, как медики ездили на передовую, туда, в Луганское, эти "Уралы", которые выходили… На одном не было шины, неизвестно, как он доехал на одном диске. Дебальцево - сплав трагедии, возможно, преступной халатности, которая тогда была очевидной, и величайшей человеческой солидарности и героизма. Этот сплав дал то, что Дебальцево не стало вторым Иловайском.

- О ком солдаты отзывались эмоционально?

- О тех, кто принимал стратегические решения. Потому что ответа на вопрос - для чего там было стоять, терять сотни солдатских жизней, и потом просто отойти, когда это уже было тактически и стратегически сложней и стоило намного больше - так никто и не дал. Либо нужно было держать плацдарм, срезать Горловку и этот, условно говоря, мешок, котел, как угодно, превращать в линию фронта, или отходить, когда было более спокойно. Почему там людей держали? По-свежему было очень много эмоций. Были картинки, когда простые солдаты 128-й бригады показывали президенту как главнокомандующему, в чем они воюют и объясняли это, не подбирая слов - а он спасался, скажем так, раздачей автографов на паспортах и военных билетах. Но сразу скажу, что президент не является военным экспертом, и если есть претензии, то скорее к его кадровой политике. А то, что он туда полетел, вызывает по-своему уважение, это был мужественный шаг - не подставить кого-то, а взять на себя этот эмоциональный вызов.

Украинские военные покидают Дебальцево, февраль 2015-го (фото - EPA)

- Какова ваша статистика по Дебальцево?

- В среднем за одну ротацию у нас до 200 пациентов (за 100 дней работы в госпитале побывали 825 пациентов - ред.). Но это и сложные операции, каких было 18, и более-менее легкие случаи, когда человек заболел, а его терапевт смотрит. А иногда это очень сложные операции, которые никогда не делали в той же Попасной. Поэтому я бы предостерег от просто количественного подхода. Иногда одна операция, которая длится 12 часов - это больше, чем 100 простых обследований пациентов.

- Я спрашиваю о реальном количестве раненых и погибших.

- Никто не знает, но, очевидно, их больше, чем давала официальная статистика. Это сотни погибших и раненых. И мы все не можем знать, потому что мы не одни, кто там оперировал. Шел поток. Был один день, когда через Артемовскую центральную районную больницу прошло более 200 людей.

- Врачей вашего госпиталя можно назвать волонтерами?

- У нас очень интересная история. Хотя наш госпиталь называется добровольческим, тем не менее, чтобы забрать квалифицированного врача на месяц с основного места работы, можно забрав у него отпуск, или поставив под угрозу увольнения. Поэтому на этапе желания работать в нашем госпитале - это добровольчество, далее мы оформляем для наших врачей командировки через Министерство здравоохранения, поскольку имеем соответствующий меморандум с МОЗ и 913-й приказ, который позволяет это делать. Наши врачи добровольно отправляются в командировки, и, чтобы не нарушать законодательство, действуют в зоне АТО со статусом сводного корпуса медицины катастроф. Но, если отбросить юридические формальности, это стопроцентные добровольцы.

Конвой мобильного госпиталя (Фото - facebook.com/gennadiy.druzenko)

- Они не зарабатывают там деньги?

- Нет, они там не получают вообще ничего. Напомню, что в Украине суточные командировок в государственных учреждениях - это 30 гривен. Заправляем, одеваем, поставляем лекарства, оборудование - все это, конечно, за средства, которые нам дают люди и организации, которые в нас верят.

- А все дорогостоящее оборудование, рентген аппараты, транспорт - откуда?

- Это все нам пожертвовали и передали - более 15 единиц транспорта, в том числе такие наши два флагмана как мобильные операционные на шасси "Урала" и в автобусе "Неоплан". Есть скорые реанимобили класса В, С, просто грузовой транспорт, транспорт для перевозки личного состава. Скажем, один из реанимобилей нам передали украинские католические громады Италии. Есть то, что нам давал Киевский патриархат, священники Московского патриархата. С миру по нитке. Есть фантастический операционный инструмент, переданный из США, который стоит десятки тысяч долларов. Есть мобильный рентген, который далеко не в каждой киевской больнице имеется. Наш оборот, если мы посчитаем живые деньги, лекарства, оборудование, которые нам давали, достигает 10 миллионов гривен. Это говорит о величайшем доверии к нам как к команде, к проекту - не только потому, что мы делаем правильные вещи, а делаем их эффективно. И это заставляет работать вопреки всем нервным срывам, желанию плюнуть, когда ты просыпаешься и ложишься спать с мыслью - как заправить автомобили, где найти запчасти и во что одеть людей.

С деньгами иногда густо, иногда пусто. У нас нет ни одного систематического донора или инвестора, когда мы бы знали, что, к примеру, 100 тысяч в месяц мы получим. Часто просыпаешься и начинаешь молиться - где взять деньги, потому что знаешь, если машины будут стоять - кто-то не выживет.

- А военные не могут, например, налить топлива?

- Иногда на добрых отношениях могут, тем паче, что они понимают: это их побратимы, и от этого как минимум не станет хуже. Но, когда более-менее тихо, как сейчас, то 80% пациентов госпиталя - это гражданские лица в зоне АТО. Что, кстати, является чудесным инструментом сшивания страны. Для местных это убедительнейший ответ на вопрос: "Зачем нам Украина? Почему стоит бороться за Украину, оставаться в составе Украины?" И тут на военных особо не понадеешься, у них свои лимиты и свои потребности. Так что на 80-90% - это то, что мы рассчитываем на собственные силы.

Фото - facebook.com/gennadiy.druzenko

- Структуру мобильного госпиталя вы где-то видели, скопировали с какого-то примера или сами придумали?

- Толчком для этого проекта стала статистика потерь после Иловайска - каждый третий раненый не выжил. Эта ужасная статистика говорила о том, что где-то у нас есть огромнейший недостаток в медицине. Мы начали анализировать, и поняли, что проблема в очень большом плече от поля боя, до госпиталей, где оказывается хорошая, профессиональная помощь - в Днепропетровске, Харькове, Запорожье или Мариуполе. Когда по бездорожью везут иногда сотни километров, то, фактически, медленно убивают раненого бойца или гражданского. А вертушку далеко не всегда можно поднять.

Соответственно, нашим главным принципом стало привезти качественную, подчеркиваю, качественную медицину как можно ближе к линии боевых столкновений. Но настолько близко, чтобы обеспечить и безопасность. Ведь на подготовку хорошего врача требуется 10 лет, а убить его можно за 10 секунд. Посылать их на передовую было бы просто абсурдом. Это как золотыми молотками гвозди забивать.

Три с половиной месяца нам понадобилось, чтобы запустить первую миссию. Мы ее делали по образцу американского стандарта "MASH". Есть даже такой популярный сериал: "Чертова служба в госпитале Мэш". Но со временем мы поняли, что американская, натовская концепция мобильных госпиталей и украинские реалии существенно отличаются. Главное отличие - они воюют на чужой территории, а мы на своей. И было бы абсолютным абсурдом не использовать гражданскую инфраструктуру. Там часто не хватает оборудования, иногда врачей. Но всегда лучше оперировать в операционной, чем на колесах. Поэтому сегодня наш госпиталь использует на 80% инфраструктуру прифронтовых гражданских больниц, например, в Артемовске, Попасной, а там, где их нет - в Карловке, скажем, или Песках, стоят мобильные операционные. Ну и эвакуационный транспорт, конечно, работает в обычном режиме. Как с передовой до больницы, так и, прооперировав, стабилизировав пациента, мы его в реанимобиле перевозим уже в стационарные большие госпитали. Это, опять же, Харьков, Днепропетровск, иногда Киев.

- В ваш госпиталь попадают люди "c той стороны"?

- Сложно сказать, кто там с какой стороны. Мы же смотрим не по регистрации, чтобы к нам попасть, не нужен паспорт. С оружием людей не было. Был очень интересный случай с партизаном Сергеем. Он собирал информацию по ту сторону для нас, потом уже на нашей стороне его сбила машина. Намеренно или нет - до сих пор не ясно. Мы сделали операцию, но кусок черепа лежал на глазном яблоке, он начал слепнуть. И Александр Марков, очень талантливый нейрохирург из Харькова, сделал операцию, вставили пластину, он сразу начал лучше видеть, я был свидетелем, как искренне врача обнимал и сам пациент, и его родители, благодаря за то, что его вернули к полноценной жизни. Но если попадет человек оттуда - мы врачи. Есть один критерий: нуждается человек в медицинской помощи, или нет. Спрашивать: "Ты за кого?" - мы не будем.

Подписывайтесь на аккаунт ЛІГАБізнесІнформ в Twitter и Facebook: в одной ленте - все, что стоит знать о политике, экономике, бизнесе и финансах.