Лутковская: Теперь Луценко для меня фактически крестник
Уполномоченный Верховной Рады по правам человека Валерия Лутковская занимает должность ровно год. За это время самым громким ее достижением стало помилование президентом экс-министра внутренних дел Юрия Луценко. Именно поданное ею ходатайство, по мнению некоторых экспертов, позволило Банковой реализовать схему по освобождению оппозиционного политика из Менской исправительной колонии. Омбудсмен всякую политическую подоплеку этого помилования отрицает: она утверждает, что не согласовывала свое ходатайство ни с кем из Администрации президента.
В интервью ЛІГАБізнесІнформ Лутковская рассказала, что заставило ее просить Виктора Януковича о помиловании Луценко, как будет использоваться этот прецедент в будущем и какие из прав человека нарушаются в Украине чаще всего.
- Почему вы подали ходатайство о помиловании экс-министра Юрия Луценко? Какими были конкретные основания: состояние здоровья, примерное поведение или звонок с Банковой?
- Идея начать сотрудничать с комиссией по помилованию при президенте у нас родилась очень давно. Она вызрела, потому что часто это единственный способ защитить права человека, когда все судебные процедуры уже закончены, и нет надежды, что суд исправит ту или иную ошибку, когда человек хорошим поведением заслужил некоторое снисхождение в части отбывания наказания.
Мы долго думали, какой механизм использовать. Первое предложение - ввести представителя уполномоченного по правам человека в состав комиссии. Оно направлено в Администрацию президента, но пока не реализовано. Второй вариант - поддержать моим письмом на имя главы комиссии то ходатайство о помиловании, которое было подано самим осужденным. Этот механизм оказался успешным, и фамилия человека, чье ходатайство о помиловании я поддержала ранее, есть в том же указе президента, в котором есть и фамилия Луценко. Я очень рада, что в одном указе у меня фактически два крестника.
Самостоятельно, от имени уполномоченного, инициировать помилование Юрия Витальевича - это был третий вариант. Собственно говоря, производство по делу Луценко началось еще в сентябре, когда к нам в офис обратилась супруга Юрия Луценко с просьбой защитить его право на надлежащую медицинскую помощь. Именно тогда мы начали заниматься этим вопросом, я лично несколько раз побывала и в Киевском следственном изоляторе, и в Менской колонии.
Не могу сказать, что Юрий Витальевич был наиболее нуждающимся в медицинской помощи. Говорить, что у него было хорошее поведение, у меня нет оснований, - я не анализировала. Но мне хотелось просто помочь человеку и был интересен сам прецедент: будет ли воспринято мое ходатайство. Тем более что требование о том, что именно заключенный должен просить президента о помиловании, содержится только в подзаконном акте, а в актах высшей юридической силы (в частности, в Конституции) ни слова о возможных инициаторах нет.
- То есть заявления оппозиции, что вы не имели права подавать ходатайство, не обоснованы?
- Тот, кто заявляет, что это было незаконно, может обратиться в суд, отменить указ президента о помиловании и препроводить господина Луценко назад в Менскую колонию, если есть такое желание. Со своей стороны могу сказать, что и мои действия, и позиция комиссии, и решение президента были абсолютно законными и полностью соответствуют Конституции.
- Почему освобождение произошло в пожарном порядке, за пару дней: ходатайство, заседание комиссии, подпись президента, оформление документов в ГПтС - и Луценко на свободе?
- Не за пару дней. 3 апреля завершилось рассмотрение кассации, то есть были исчерпаны национальные средства защиты, и 4 апреля я подала ходатайство президенту. На следующий день вечером информация о ходатайстве появилась на сайте президента, 6 апреля состоялось заседание комиссии, 7 апреля - указ о помиловании. Почему так быстро - не знаю, совпало, наверное.
- По мнению ряда экспертов, схема по освобождению Луценко разработана не в офисе омбудсмена, а скорее на Банковой. Сложно поверить в такое совпадение: весь март пресса обсуждала, что Янукович ищет механизм освобождения Луценко, а в апреле вы подаете ходатайство.
- Я не могу это комментировать. Вероятно, эксперты знают что-то другое.
- И никакой политической составляющей в этом нет?
- В моем офисе вообще нет политической составляющей. Первое мое заявление было о том, что этот офис - вне политики. Считаю категорически неправильным, когда офис омбудсмена, который должен находиться над политической схваткой и заниматься решением системных проблем в сфере защиты прав человека, вместо того ввязывается в политическую борьбу на той или иной стороне. Убеждена, что это дело политиков, а не правозащитников.
- Тут речь идет не о поведении, а об исчерпании всех судебных инстанций. Не могу сказать, что очень внимательно слежу за ее делом, поскольку политика меня не интересует вообще. Поэтому пока занимаюсь делом Тимошенко только в части жалоб на условия содержания - мы дважды посещали ее в больнице Укрзалізниці, один раз лично я, второй - представитель уполномоченного.
Что касается теоретической возможности обращения к президенту, то, конечно, она есть - как по всем остальным гражданам. Я категорически против того, чтобы говорить только о бывших политиках и решать только их проблемы. Я не зря сказала, что у меня два крестника, фамилии которых есть в указе президента. Один - Луценко, а второй не имеет никакого отношения к политике, он обычный человек. И это основной приоритет работы офиса: у нас нет дискриминации.
- Раз уж создан такой прецедент, планируете ли вы массово использовать его в дальнейшем?
- Обязательно. Я присутствовала на заседании комиссии о помиловании и прямо говорила, что создаю прецедент: если комиссия позитивно к нему отнесется, то я буду использовать его и в будущем. Комиссия согласилась с таким подходом. Какими будут "обороты", сказать сложно. Будем смотреть по ситуации. Если я увижу, что есть человек, который уже искупил свое преступление за время пребывания в местах лишения свободы, что он действительно стал на путь исправления, и что все судебные инстанции им пройдены - почему нет, у нас есть прекрасная возможность помочь ему.
- Есть какой-то стартовый список таких заключенных?
- Пока нет. Только сейчас, нащупав, как сотрудничать с комиссией о помиловании, мы начинаем анализировать с этой точки зрения все дела, которые находятся у нас в производстве.
- Вы уже год занимаете должность омбудсмена. Назовите главное достижение за это время и главный провал: что вы рассчитывали сделать, но по какой-то причине не смогли?
- Главных достижений два. Первое - начал работать национальный превентивный механизм против пыток, причем настолько эффективно, что уже нет необходимости в моем личном контроле за этим процессом. Этим занимается экспертный совет, который решает, кто из общественных мониторов вместе с сотрудниками нашего офиса и в какие места несвободы (правозащитники такими местами считают не только тюрьмы, но и психбольницы, воинские части, интернаты и т.д., - ред.) поедет. Не могу сказать, что это позволит сразу победить пытки. Но это первый шаг, за который я могу поставить себе галочку. Надеюсь, скоро мы увидим результат этой работы, и отношение к людям со стороны работников мест несвободы улучшится.
Вторую галочку могу себе поставить за работу консультативного совета при уполномоченном. Наиболее эффективно он работает в части мониторинга нашей деятельности.
Не совсем провал, но то, что еще пока не сделано, а хочется сделать в будущем - это реализация новых задач, которые сейчас только просматриваются в проектах законов. В частности, в проектах о защите персональных данных и о дискриминации. Офис уполномоченного в ближайшее время должен стать основным независимым органом, который будет вести независимый контроль за соблюдением прав человека в сферах автоматизированной обработки персональных данных и защиты от дискриминации. Мы этим займемся, как только законодательство это урегулирует.
- Вы подали на рассмотрение Верховной Рады ежегодный доклад по правам человека в Украине. Каковы его основные месседжи, на что обращаете внимание депутатов?
- Сложно рассказать в двух словах. Доклад строится по той же структуре, по которой мы работаем в офисе. Есть часть, которая касается пыток, - рассказываем о проделанной работе, о результатах мониторинга, даем рекомендации, обращаем внимание на пробелы в законах. Отдельные выводы о системных проблемах затронут социально-экономическую сферу - поскольку у нас есть большое подразделение, которое занимается только этими вопросами. Во многих случаях без внесения депутатами изменений в законодательство исправить ту или иную ситуацию невозможно.
- Наибольшее количество жалоб, которые приходят в наш секретариат, касаются права на справедливый суд - и в части длительности рассмотрения дел, и в части рассмотрения по сути. Но если длительность - это организация судопроизводства, которая может быть предметом нашего реагирования, то суть правосудия - не наш вопрос, это исключительная компетенция судов. Таких жалоб приходит много, и чаще всего мы вынуждены дать один ответ: извините, это не наша компетенция, вам нужно обратиться к адвокату и в суд следующей инстанции.
Если же речь идет о нарушении сроков судебного рассмотрения, мы обращаемся в суд, чтобы донести до судей правовую позицию Европейского суда по аналогичным случаям по Украине.
- В прошлом году Европейский суд принял к рассмотрению более трех тысяч заявлений о нарушении базовых прав человека из Украины. Какие основные проблемы они затрагивают?
- Я перестала контролировать эти процессы, но не думаю, что ситуация изменилась. Чаще всего это жалобы на несправедливый суд, неисполнение решений судов, ненадлежащее отношение к человеку в местах несвободы, необоснованность решений судов об арестах. Жалоб из последней категории, думаю, скоро станет меньше - у меня большие надежды на то, что новый Уголовный процессуальный кодекс изменит ситуацию, и суды начнут чаще применять другие меры пресечения.
- Почему 95% решений, принятых по Украине (736 решений), не выполнены в полном объеме и держатся на особом контроле в комитете министров Совета Европы? Что мешает их выполнить?
- Процедура исполнения решений Евросуда состоит из трех этапов. Первый - выплата справедливой сатисфакции. С этим, насколько я знаю, у правительства проблем нет: деньги выплачиваются вовремя, потому что не хочется платить пеню. Второй - меры индивидуального характера, то есть возможность обратиться в Верховный суд и отменить ранее принятое решение, если Евросуд обнаружил в нем системную ошибку. Такие процедуры предусмотрены всеми кодексами, с этим тоже вопросов нет. Проблемы, и не только в Украине, начинаются на третьем этапе - исполнения так называемых общих мер. Их цель - сделать так, чтобы по аналогичным делам люди в Евросуд больше никогда не обращались. Для этого надо менять либо законодательство, либо практику его применения. И то, и другое довольно тяжело поддается изменениям.
Когда Евросуд принял пилотное решение "Харченко против Украины" об обоснованности ареста, сотрудники Министерства юстиции, и я в их числе (на тот момент, - ред.), проехали по всем апелляционным судам Украины, чтобы донести правовую позицию Евросуда. Не могу сказать, что это дало серьезный позитивный результат. Мы хотели, чтобы судьи работали по европейскому законодательству, но изменить ментальность очень тяжело.
- Мониторили все места, в которые лицо попадает не по собственному желанию и которые не может покинуть: детские дома, детские интернаты, интернаты для психически нездоровых людей, гериатрические интернаты, СИЗО, ИВС, места лишения свободы в пенитенциарной системе. У нас есть группа подготовленных мониторов - активистов общественных организаций, которые знают, на что нужно смотреть и что замечать. Вместе с ними мы уже осуществили более 200 выездов. Но это капля в море: по нашим подсчетам, в Украине более шести тысяч мест несвободы. Будем наращивать темпы.
- Выезды парадные - или мониторы приезжают без предупреждения?
- С предупреждением неинтересно. Готовясь к нашему визиту, места несвободы так или иначе улучшают условия. Мы это неоднократно видели: если сообщить о визите, то обычно первое, что чувствуешь на входе - запах краски. Наиболее интересны визиты без уведомления. У нас есть план, о котором не знают органы государственной власти, и мы по плану выезжаем.
- Что выявили мониторы в местах несвободы?
- Разные вещи. Есть проблемы, которые невозможно решить без финансирования. К примеру, Львовский следственный изолятор - самый древний на территории Украины, ему больше 350 лет. Это памятник архитектуры. Толщина стен в старых корпусах Одесского СИЗО, построенных во времена Российской империи, около полутора метров. Требовать от пенитенциарной службы, чтобы она немедленно сделала перестройку этих зданий - нереально. Проще отдать их под другие цели. Например, Одесское СИЗО можно передать Одесской киностудии - там снималось такое количество фильмов, что это уже почти ее филиал. А взамен построить новый современный корпус.
Конечно, вскрываются вещи, которые требуют изменений внутри системы, - в частности, ненадлежащее обращение с людьми. Но у нас есть проблема: мы не имеем права проводить самостоятельные расследования. Даже если мы приехали и увидели избитого человека, то не можем сами выяснить, сокамерник его побил или представитель администрации СИЗО. Просим о помощи прокуратуру.
- Специальную статистику не ведем. Удельная доля таких обращений к омбудсмену за год достаточно велика. Но чаще всего жалуются: меня пытали, я дал признательные показания, а суд не услышал, что я их дал в результате пыток - и вот, я осужден, помогите восстановить справедливость. В такой ситуации нам сложно отреагировать: нет уже телесных повреждений, невозможно провести расследование по факту пыток как таковых, да и уполномоченного закон ограничивает годичным сроком давности в рассмотрении жалоб, максимум этот срок может быть увеличен до двух лет.
- Главный садист в Украине, по данным социологии - милиция. Уровень доверия к ней у граждан - 1%. Как переломить эту ситуацию? Поможет ли жесткая реформа в системе МВД?
- Я не думаю, что грубой, жесткой реформой, увольнением всех подряд можно решить проблему. В такой ситуации можно только потерять тех профессионалов, которые служат в милиции. Было бы очень жаль. Проблема заключается в другом. До вступления в силу нового УПК явка с повинной, которая обычно и выбивается путем пыток, служила доказательством в процессе рассмотрения дела в суде. Если бы суд перестал рассматривать явку с повинной, как только у него есть сомнения в ее добровольности, - не было бы и причин выбивать ее. Я очень большие надежды возлагаю на новый УПК. Теперь все доказательства, обосновывающие вину лица, должны быть представлены в суде. А я, слава Богу, не получала ни одной жалобы о том, что судья кого-то пытал.
- Вы считаете справедливым наказание двух молодых людей за трафарет с лицом Януковича с красной точкой на лбу - год и почти два года лишения свободы? Вы читали приговор суда, вас это дело заинтересовало?
- Вы хотите от меня очень многого. Я не оцениваю решения судов с точки зрения справедливости или несправедливости. И никто, в том числе и Европейский суд, не берет на себя функцию по установлению вины или невиновности. Вина и невиновность - не мои вопросы, суть рассмотрения дела - не мои вопросы, поэтому я даже не интересовалась этим приговором. Кроме того, согласно рекомендациям ПАСЕ касательно институции омбудсмена, полномочия омбудсмена в части надзора за судами должны быть чрезвычайно жестко ограничены. Если обстоятельства требуют такой роли, то она должна сводиться лишь к обеспечению процессуальной эффективности.