Игорь с позывным Док уехал из родного Чернигова в зону АТО практически с университетской скамьи: по специальности он успел проработать всего месяц. Теперь врач-анестезиолог помогает спасать жизни не за операционным столом, а в боях и полевых условиях. О работе военного врача Док рассказал в интервью ЛІГАБізнесІнформ .

- Игорь, как вы попали в зону АТО, по мобилизации или добровольно?

- В зону АТО я попал случайно. Просто сказал своему другу, который работает в военкомате, что если будет возможность уехать врачом в АТО - я бы с радостью пошел. Но только, чтоб все было документально, чтобы с работой не было проблем. А он ответил: хорошо, можешь приходить. И сделал так, что в четыре вечера мне принесли повестку, а в девять утра я уже был в автобусе. Дома этого, конечно, никто не понял, и долгое время я слышал одну и ту же фразу: Игорь, это не наша война. Но я со временем додумался до ответа, который поставил точку: вы хотите, чтобы стреляли у нас под окнами, тогда это будет наша война? И все, больше эту тему уже никто не поднимал.

- Чем вы занимались до войны?

- Закончил интернатуру, месяц проработал врачом-анестезиологом, и вот, приехал сюда. Поначалу месяца полтора не понимал, что здесь делаю. Я врач-анестезиолог, а лечу грипп, пятки и желудочные расстройства.

- Много на передовой врачей находится?

- Очень немного. Но те, кто есть - это специалисты. Говорят: Игорь, если надо что-то подсказать, в любой момент дня и ночи звони. То же самое мне сказали врачи и в моем родном городе. Никто в помощи не отказывает.

- Официальные спикеры власти до сих пор используют аббревиатуру АТО, когда говорят о боевых действиях в Донбассе. На ваш взгляд, что это - АТО или война?

- Это война, причем война с той стороны, с которой мы просто этого не ожидали.

- Какой эпизод этой войны вам больше всего запомнился?

- Недавно удалось спасти парня.  Уже во время перемирия на нас напали из засады и расстреляли наших парней. Одного удалось спасти, но для этого мы преодолели сильнейшую бюрократию. Выехали в Мариуполь, потом в Днепропетровск, и все это за шесть часов каких-то. Если бы мне с самого начала сказали, что я должен здесь находиться полтора месяца только для того, чтобы спасти этого человека - я бы остался.

- Чего не хватает нашей армии в зоне боевых действий?

-  Могу говорить о медицинской части. В первую очередь не хватает организации. Вот в Днепропетровске все научены, все четко, к ним можно ездить учиться организации. А в том регионе, где я нахожусь, в больнице нет даже элементарных наркотических анальгетиков. Если будет много поступлений, то раненым нечем помочь. Не знаю, почему так. Вторая огромная проблема, как я уже сказал - это бюрократия. Все можно сделать, знаний хватает, фантазии - тоже. Не хватает возможностей обойти бюрократию. Чтобы начать транспортировать того раненого парня, о котором я  говорил, мне понадобилось полтора часа. Это только для того, чтобы машина пришла и мы уехали. Очень много времени тратится на бюрократию.

- Приходилось ли вам оказывать помощь пленным или раненым боевикам ДНР?

- Давал консультации тяжелым пациентам в плане лечения. И не жалею об этом.

- Вы общаетесь с местным населением? Как они относятся к нашим военным?

- Я могу говорить только о том регионе, где мы находимся (севернее Мариуполя - ред.). Люди просят: уходите отсюда, потому что раз вы здесь, то по нам будут стрелять. Просто должен быть диалог. Мы объясняем, кто мы, зачем мы здесь, интересуемся их проблемами. Я, например, спрашиваю, есть ли у них врачи. Люди отвечают: врачи уже поуезжали. А я говорю: ну, так у нас есть, обращайтесь. Когда мы только пришли, намного враждебнее к нам относились.

- Рано или поздно военные действия закончатся. А многие из этих людей даже не считают себя украинцами. Как с ними жить дальше? Ведь после войны их мнение не изменится.

- Вы правы. Я согласен с тем, что эти люди будут, и их будет достаточно большое количество. Но есть прекрасная пословица: "остогидла Україна - чемодан, вокзал, Росія". Если есть желание оставаться в Украине - пожалуйста. Я уверен, что это решится. Просто идет сильная пропаганда с той стороны. Не знаю, может, и с нашей тоже, потому что телевизор сам давно не смотрел, а все эти события вижу сам своими глазами.

- Как вы думаете, чем закончится этот конфликт?

- Само собой, победой. Хотя как она будет выглядеть - это вопрос. Мне очень тяжело на него ответить. Я уверен, конечно, что мы выиграем.

- Как показывает опыт общения с российской империей, редкое го сударство выходило из нее без потерь. Финляндия потеряла Выборг, Эстония - Нарву, Грузия - Абхазию и Осетию.

- Я думаю, что мы благодаря российской империи обрели самосознание, поняли, что мы украинцы. Я, имея карту поляка, думал уехать в Польшу. Имея знакомых в Израиле и зная их уровень медицины, хотел уехать в Израиль. А теперь у меня даже мысли такой нет. Съездить, чему-то научиться и вернуться - можно. Но здесь есть за что бороться и есть что отстаивать. Раньше я вообще этого не понимал. Россия сделала то, что не удалось ни одному из украинских президентов. А один человек Путин все наше сознание поменял. Но это мое личное мнение.

- Что изменила эта война?

Война сделала нас взрослыми. Меня - так точно. Мне 28 лет, и моя работа не из простых, но здесь я могу сказать, что повзрослел.